Белые повязки, сухпаек и Бжезинский
Из Белгорода мы едем на такси в Шебекино — небольшой городок на самой границе. От него до Белгорода 40 км, а до границы с Украиной — всего 7. Чем ближе город, тем чаще мелькают щиты в поддержку «спецоперации»: солдат в броне держит пулемет, над его головой надпись: «Vежливость Zавершает войны. Добро победит зло».
В апреле недалеко от Шебекина была подорвана железная дорога, через несколько дней неизвестный позвонил в полицию и заявил о минировании детских садов. Сообщение оказалось ложным.
«Вы, возможно заметили, у нас по всему городу военная полиция, — болтает таксист. — Тут недалеко есть тюрьма, где держат военнопленных. Было такое, что убежали двое. Нет, официально не сообщали. Слухи, да. Говорят, их поймали сразу же. Но это серьезные вещи».
Несмотря на регулярные обстрелы и взрывы в Белгородской области, жизнь в Шебекине течет в прежнем русле: взрослые ходят на работу, дети — в школы и детские сады. В городе вовсю готовятся к празднованию 9 мая. На набережной установили большие буквы V и Z в цветах георгиевской ленты, остановки обклеены патриотическими символами.
В центре города появились граффити с той самой «харьковской бабушкой» с красным знаменем, которую российская пропаганда превратила в один из главных символов поддержки армии.
Местный бизнес пытается не только зарабатывать на войне, но и помогать бескорыстно. Один предприниматель, который раньше шил ростовые куклы, взялся за производство носилок. Другой — владелец оружейного магазина — привлек волонтеров для сбора писем солдатам от местных детей, закупил медикаменты и несколько дронов для военных.
Горожане рассказывают, что неподалеку от Шебекино стоят российские солдаты: они ночуют в палатках, жгут костры, сами готовят еду. Пенсионерки приносят им пирожки, соленья и теплые носки, солдаты меняют на домашнюю еду сухпайки: в них галеты, каша, тушенка, кабачковая икра, сахар, соль.
«Как изменилась наша жизнь здесь? Сначала был парализующий страх. 24-го утром все гремело: летали самолеты, техника двигалась. Я быстро побросала все вещи в сумку, сняла наличные, заправила машину. Многие здесь то же самое сделали, все боялись. Мы же постоянно слышим, что где-то рядом бои идут», — рассказывает жительница Шебекина Елена Калинина.
Мы разговариваем с Еленой в просторной гостиной ее дома: на книжной полке — «Збигнев Бжезинский. Великая шахматная доска», на столике — белые повязки, которые Елена как волонтер шьет для российских солдат.
«Это у них опознавательный знак „свои“. Я стала шить эти повязки и как-то успокоилась. Видимо, когда делаешь какое-то нужное дело, психика перестраивается. Вот связала более сотни. И постепенно привыкла к этим взрывам по ночам. Сейчас даже не реагирую», — говорит женщина.
Олег — муж Елены — короткостриженный крепкий мужчина средних лет. Он поддерживает жену в ее желании помочь военным.
«Я уже давно говорил, что это будет. Мы понимаем, что с тем, что происходило на Украине, нужно было бороться раньше. То, что происходит сейчас, было неизбежно. НАТО расширялось на Восток», — говорит Олег Калинин.
Дочь Калининых Марина родилась и выросла при Путине, поступила в университет, уехала в Москву и стала жить совсем другой жизнью. В свои визиты домой пытается спорить с родителями о войне. Тщетно.
— Мы смотрим разные источники: и Евгения Поддубного, и Гордона. И украинское телевидение у нас раньше было. Мы очень его любили. Сейчас на украинском телевидении нет демократии, — говорит Олег.
— А у нас есть? — протестует Марина.
— Есть. Есть, Марина! Тот же «Дождь» ты можешь смотреть?
— Его заблокировали…
— Ну… Это война. Война есть война…
«Мы не можем прийти к консенсусу. Марина не хочет разбираться в геополитике, — сокрушается мама девушки. — Ей легче посмотреть 30-секундный ролик в тик-токе».
«Мы стараемся не ссориться. Мы решили, что со временем она сама все поймет», — говорит отец.
Выйдя от Калининых, иду к супермаркету. Здесь стоят военные грузовики и разбиты палатки цвета хаки, на блокпосту — молодой солдат с автоматом. У больницы старые УАЗики «буханки» с красными крестами и буквами Z.
Здесь часто можно увидеть солдат из госпиталя: они ходят в ближайший магазин за продуктами и сигаретами, некоторые — на костылях. В очереди у кассы передо мной стоит мужчина лет 35 помятого вида в выцветшей военной форме. Для местных это уже привычная картина.
Знакомлюсь на улице с девушкой Кристиной. На вопрос о своем отношении к войне отвечает уклончиво: здесь многие успели по два раза поменять позицию.
«У нас на работе есть пожилая уборщица. После 24-го ей родственники из Харькова писали: „Будьте вы прокляты в своей России!“ Она сокрушалась типа: как так можно? — рассказывает Кристина. — А когда нас стали бомбить, сама первая же начала кричать: „Сволочи эти украинцы. Всех их надо поубивать, сровнять с землей“. Значит, нам их можно бомбить, а им нас нельзя?»
«Белый русский» в увольнении
В Белгороде близость войны ощущается меньше, чем в Шебекино, возможно, потому что ее тщательно маскируют. Губернатор Гладков сначала ввел «желтый» уровень террористической опасности, а потом сам же открыл фестиваль «Река цветов».
На площади у дома правительства толпы отдыхающих: майские праздники никто не отменял. Улицу патрулируют росгвардейцы с собаками, людей просят быть бдительными и предупреждать о подозрительных личностях.
По центру города проезжают военные грузовики с буквами Z. Один из них проносится мимо меня. Я успеваю выхватить взглядом уставшее лицо солдата азиатской внешности. На его руке красная повязка.
В парке Победы белгородцы катаются на электросамокатах, едят сладкую вату и фотографируются — обычный выходной большого города. На набережной реки Везёлка стоит рояль, на нем играет девушка.
Война всего 60 км отсюда — по ночам эти люди вскакивают от взрывов, а днем танцуют на празднике цветов.
Мой проводник в городе — Павел. Он коренной белгородец и берется рассказать, как изменился город с начала войны.
«В городе полно военных, приезжающих в увольнение с Украины. Вечером их можно увидеть практически в любом баре. Я знаю тут, например, бар, где спецназовцы бухают. Вечером пьют „Белый русский“, а днем едут на задания», — рассказывает Павел.
«Белый русский» — американский коктейль, и с Россией его роднит разве что водка как основной ингредиент помимо сливок и кофейного ликера. Но военнослужащим, видимо, нравятся и название, и состав.
Мимо нас проносятся молодые солдаты на электросамокатах.
«Я лично не могу сказать, что они нажираются и дебоширят. Некоторые рассказывают, что есть такое. Но я лично не видел», — продолжает Павел.
Мы заходим в один из местных баров. За столиками пока пусто. В небольшом помещении приглушенный свет, играет панк-рок. Бармен Андрей готовится к смене.
«Да, недавно приходили ребята военные. В форме. Мужички как мужички. Лет по 40. Уставшие, подавленные. В углу сидели пиво пили — ни с кем не разговаривали. Они вам вряд ли что-то расскажут: их за бары могут и под трибунал отправить, — рассказывает бармен. — Вообще они часто в „Зажигалку“ ходят — стрипбар тут такой недалеко».
В советское время от Белгорода до Харькова можно было доехать за час на электричке, и многие белгородцы поступали в считавшийся более престижным Харьковский университет. Девушки и парни ездили в Харьков на свидания, заводили семьи, у многих там остаются родные. Сейчас пожилые люди боятся «украинской агрессии».
«Может, из-за того, что мы рядом с границей, мы как никто чувствуем, что если не мы, то на нас. Украина вооружилась — все это знали. Вот у меня подруга живет в Ровеньках. Она еще три года назад говорила: „Мы видим, как с украинцами на джипах ездят американцы, негры“. Видимо, инструкторы приезжали», — говорит пенсионерка Надежда Сысарина.
«Я, конечно, украинцев тоже понимаю. Как они могут к нам относиться, если из-за нас они под обстрелами, без жилья? Я не хочу сказать, что все наши солдаты идеальны. Тем более когда у человека оружие в руках, и он себя считает царем и богом, он может страшные вещи творить», — заключает ее муж Виктор Сысарин.
Уже глубокой ночью я просыпаюсь от грохота с улицы — телеграм-каналы сообщают о взрыве в Белгороде. Позже уточняют, что, скорее всего, сработала система ПВО. Фестиваль цветов на следующий день продолжается как ни в чем не бывало. Местный митрополит Иоанн по окончании фестиваля поблагодарит губернатора Гладкова за праздник, который «поддержал белгородцев в трудные времена».
